«Где я была, где жил художник...»

Борис водил экскурсию по своему волшебному жилищу. То есть водил меня, когда я попала туда впервые. Изящно ступавшая Белла следовала за ним, многократно отражаясь не только в написанных Борей портретах, но и в иных предметах. Положим, в граммофонах.

Стихотворение «Дом», посвященное Борису Мессереру, не только с точностью медицинского диагноза воспроизводило явление любви, но и с точностью географической карты - ее местоположение.

Какой полет великолепный,

как сердце бедное неслось

вдоль Мерзляковского -

и в Хлебный,

сквозняк - навылет,

двор - насквозь.

Мне - выше,

мне - туда, где должен

пришелец взмыть

под крайний свод,

где я была,

где жил художник,

где ныне я, где он живет…

О Белле было принято думать как о фантазийном существе, что сомнамбулически бродит в садах поэзии, извлекая ангельские звуки из неземной свирели. Как-то у меня вырвалось: Белла, неужели вы ходите за хлебом? Это когда она мимоходом бросила, что, отправляясь в булочную, часто заходила к княжне Мещерской, жившей в том же доме. Княжна, благородная дама весьма почтенного возраста, держала целое семейство кошек, и Белла приносила им лакомства. На вопрос ответила вопросом: а вы думали, мне булочник хлеб приносит?

Белла и художник Борис Мессерер - ее муж и главный читатель.

Меня изумляла ее способность к дружеству. Она чудно написала об этом:

Когда моих товарищей корят,

я понимаю слов закономерность,

но нежности моей закаменелость

мешает слушать мне,

как их корят…

А товарищей корили во всю ивановскую. На Андрея Вознесенского орал Никита Хрущев. Василию Аксенову, Владимиру Войновичу, Георгию Владимову угрожали, выжимая в эмиграцию. Тонкая, трепетная и как будто не от мира сего, эта женщина отказалась подписать коллективное письмо против Пастернака, но пожелала написать личное письмо в защиту Сахарова...

За Пастернака ее исключили из Литинститута, за Андрея Сахарова и Льва Копелева она расплатилась слежкой, прослушкой, внедрением в ее круг осведомителей. Но слог ее и в этих письмах оставался слогом поэта. Обращение к Андропову, в защиту Георгия Владимова, начиналось со слов: нижайше прошу Вас, как и подобает просителю…

Беллу, с ее смешливым характером, я почти всегда видела в черном, и в этом не было никакого интересничанья, а исключительный вкус. Она выходила на сцену, исполнитель долга и удела, как однажды сказала мне, запрокидывала свою черноволосую головку назад, напрягала свое серебряное горло, и - начиналось колдовство.

И Пушкин ласково глядит,

и ночь прошла, и гаснут свечи,

и нежный звук родимой речи

так чисто губы холодит.

Сокровищем русской поэзии назвал ее Бродский.